Хан ЧАК, или Ночное происшествие

Окончание. Начало в номере от 31 марта

«И тут он вздрогнул. Ему показалось, что рядом кто-то скребется. Дун переменил позу, расправляя затекшие члены, и прислушался.

Некоторое время в ушах звенела тишина, затем уже более отчетливо раздался металлический странный скрежет. В безликом пространстве наметился человек. Вначале он двигался подобием расплывчатого пятна, затем спрессовался в силуэт. В руке его был прут, которым он проводил по оградам, извлекая из них скорбный гнетущий звук. Наконец, какой-то тон его удовлетворил, человек остановился и свистнул.

Тотчас из темноты вылепились еще две фигуры, которые тащили что-то длинное и жесткое. Бросив предмет на землю, шагнули за ограду, сняли лежащие на глинистой земле плиты и принялись рыть. Дун заметил, что двигались они рывками, деревянно, как роботы или зомби. В то время как брошенный на землю длинный предмет вдруг начал судорожно извиваться, наподобие вылезающего из земли червя. Но копатели не обратили на его движение внимания. Раскопав до нужной глубины, они швырнули туда еще шевелящийся куль и совершили свои действия в обратном порядке, даже цветочки подсадили. Затем отошли, повозились в стороне и еще один куль поволокли дальше.

Дуну стало интересно, и он, стараясь не выдать себя ни единым звуком, подполз ближе. Он даже высунул голову из травы, чтобы разобрать, что же все-таки в том куле. Но попавшая в нос травинка выдала его. Дун крепился изо всех сил, и все же чихнул. Краем глаза он увидел, что “скрипач” – тот, который выбивал из оград ритм, - подпрыгнул и огромными прыжками понесся к тому месту, откуда раздался звук, то есть к нему. Дун вскинулся и побежал.

Дорога была залита лунным светом, тогда он свернул и заметался между оград. Ему показалось, будто сзади раздалось несколько щелчков, точно кто-то пытался расколоть огромной крепости орех, из любопытства он обернулся, но ничего не заметил, кроме бесконечного ряда разнообразных обелисков. Возле одного из них он угодил ногой в образованную грунтовыми стоками яму и, перелетев через нее, ударился головой о ржавую перекошенную решетку. Глаза его тут же закрылись, а когда открылись, было уже утро.

Амурское кладбище. На одной из его аллей, как утверждал Дун, живьем захоронили Чака и Люсю

***
Ноги и руки затекли, и Дун некоторое время выжидал, пока кровь наладит в них течение. Было еще рано - судя по солнцу, где-то часов пять, но птицы уже вовсю пели. Дун попытался сообразить, снилось всё ему или действительно случилось наяву. Он ползком пробрался назад и, осмотревшись, поднялся на ноги. Он легко нашел расположенный напротив первоначально выбранного им места ряд, и даже оградку узнал по звуку. Все в ней было как положено. Некоторое время Дун колебался, сообщить ли о привидевшемся куда следует или не выставлять себя зря в роли шута. На всякий случай решил предупредить работников кладбища, а там пусть сами выбирают. Сторож уже проснулся и, стоя на корточках возле входа, кормил с рук облезлую беспородную собаку. Увидев Дуна, изумленно и протяжно присвистнул, но Дун замахал руками, показывая, что он живой, и бояться, стало быть, нечего. А подойдя вплотную к сторожу, сообщил севшим глухим голосом:

- Я не уверен, но мне кажется, что ночью кто-то закапывал мертвецов в старые могилы.

Затем, подумав, добавил:

- Или, скорее, наоборот, мертвяки закапывали живых. Проверьте по ряду номер семнадцать, вам ведь каждая мелочь известна. Если что не так.

Довольный собой, он вышел через ворота и зашагал по мостовой. Плечи и спина еще болели, но это была хорошая, проходящая боль. Он вспомнил о Люсе и ощутил, как любовь начинает – толчками, рывками - пульсировать в его утомленном от геройства теле. Поселок был уже открыт, но пустынен. Никого нигде не было, кроме одиноких старух, уныло кормящих разнообразную живность. Придя домой, Дун положил перед собой часы и с трудом дождался, пока стрелка коснется цифры восемь. Затем поднялся и уверенно постучал в Люсино окошко. Ему никто не ответил, Люся, наверно, спала. Было неприятно, что она дрыхнет, пока он в ее честь совершает подвиги. Будить ее он не стал, а зашагал по травянистой тропинке к дому Чака. Ему захотелось увидеть его глазами победителя. Но никто тропу не караулил, и дача в зарослях малины казалась безжизненной.

Дун сел на берегу и стал ждать. На пруду квакали лягушки, они были голодны. Всю зеленую илистую поверхность покрыли их блестящие глазастые головы. Дун бросил камень, и лягушки занырнули. События разворачивались не так, как ожидалось, это ясно; что-то в их цепочке не срасталось, но думать о том не хотелось. Пока.

Через час показался Головастик, но не лягушачий, а вполне человеческий – такую кличку носил Кеша. Кеша шел по воду, в руке его был огромный сдавленный с двух сторон бидон.

- Ну как? - радостно спросил он, ставя бидон на траву.

- Железно, - гордо ответил Дун.

Он выждал некоторое время и лишь затем спросил о Чаке. Кеша сказал, что Чак с Люсей пропали. Все вернулись с кладбища домой, а они – нет.

- Может, поплелись в обход, через поле, - пожал он острыми, как вешалка советского образца, плечами и предложил:

- Съездим.

Это было унизительно, но ехать надо было. Они встали на велосипеды и тронулись. Поле было росистым. Тучи мошкары, похожие на угольные пылинки, вились над ним в разных местах. Ехать по траве было трудно. Иногда стебли наматывались на колесо, приходилось останавливаться и очищать спицы. В вымытой дождями узкой канавке Кеша нашел бретельку от платья, но кому оно принадлежало – Люсе или другой девушке – они не знали. С этой бретелькой, прикрепленной к седлу, словно трофей, они наконец повернули назад.

На дачах Люсю уже искали, приехавшие родители подняли шум. Задействовали сторожа, потом ребят. Стало суетно, шумно. Вдоль дорог выстроились патрули, затем прочесали степь и посадки. Когда растормошили мать Чака, она долго не могла понять, о чем речь, глаза ее были мутно-зеленые, опухшие.
Дун устал и повернул домой. С ним потянулись другие ребята. От всей геройской призрачной ночи остался тоненький прогорклый дымок, который медленно развеивался вокруг, и вот уже нет его.

Возле дома Дун увидел серую блестящую машину, возле которой нетерпеливо переминались какие-то странные люди. Три человека. Ребята остановились, и Дун подошел один. Вблизи он понял, в чем странность: на лица гостей были натянуты тоненькие, телесного цвета маски, как в кукольном театре. Дуну стало любопытно, как это сделано, но ему не дали удивиться, а без слов подхватили под руки и поволокли на участок. Дун обернулся, но ребят уже не было.

Все происходило быстро, как в дурном сне. Его подтащили к бочке с водой, стоящей возле дома. Вода предназначалась для полива в случае поломки насосов на скважине и была тухлой и грязной. Затем схватили за ноги, перевернули и до половины засунули внутрь, с силой сдавив ляжки. Некоторое время он побарахтался, а затем затих. Тогда куклы засунули его в воду до конца, закрыли бочку крышкой и отошли. Мотор взревел и повез машину прочь.

Когда шум утих, крышка бака приподнялась; отдуваясь, Дун осторожно выглянул из нее, затем вылез окончательно. Он жалел, что не притворился неподвижным чуть раньше, когда вода не успела попасть в легкие, потому что теперь ему было плохо. Он зашел в дом, и его стошнило. Люди-куклы не могли знать, что Дун пpивык к воде: когда было скучно, они с Кешей соревновались на задержку дыхания. Засунут голову в корыто с жидкостью и считают. Дун научился до пятисот. Это было почти три минуты. Потому теперь он и вынырнул из вонючей бочки. Но вынырнул уже другим человеком».

Посткриптум

На длительное время Дун попал в больницу. Говорили кто что. Одни – что он поплыл рассудком, другие – что чем-то заразился на кладбище, а третьи – что его убили, а потом оживили, и что это уже как бы не совсем Дун, а четвертые шептались о его причастности к исчезновению Чака и Люси. Возможно - судачили то тут, то там - обходя поселок степью, ребята угодили в одно из болот, и их засосало в зловонную жижу. Или же решили пробраться на кладбище, чтобы напугать затаившегося там Дуна, а он в отместку или же из подростковой ревности их убил.

Дун лишь раз появился на дачах – перед тем, как родители выставили ее на продажу. Отощавший, с пустым взглядом, дерганый. Когда его попросили еще раз пересказать историю, он с необъяснимым упорством повторил, что якобы мертвяки хоронили живых, а последними как раз и стали исчезнувшие Чак и Люся, так что искать их надо на кладбище. Вот только где именно – он уже запамятовал.

Еще говорили, будто иногда по вечерам их фигуры видели мелькающими среди могил, но принадлежали ли они живым подросткам или нет, утверждать никто не брался.

Так закончилась история, лишний раз доказывающая, что с кладбищем шутки плохи, ибо, как писал один из средневековых схоластов, «поднимающийся из могил трупный дух способствует явлению особых видений, присущих только кладбищам и другим захоронениям».

Любовь РОМАНЧУК