Окончание. Начало в номере от 21 июня
Никакая война не обходится без счастливых или несчастливых казусов, коварных случайностей, досадных нестыковок и чудесных спасений. И всякий волен видеть и в том, и в другом то перст судьбы, то мистику, то обычное невезение, то улыбку (либо, напротив, злобную усмешку) непредсказуемой Фортуны.
Баядерки и хунхузы
- Взять хотя бы такой фактик, - вспоминает Николай Черепанов, - у нас по расчету (а наш полк являлся отдельным) полагалась санрота (у обычного полка – санчасть или медпункт), главврач (он же – комроты – майорская должность), два дежурных врача (обычно – молодые, сразу после института), три медсестры и шесть санитаров-срочников (они в обычное время возились на хоздворе). В развернутом мирном состоянии медсестер и санитарок вообще не было, пока на Эмбе мы пополнились местными приписными. Так что наш полковой доктор имел право развернуть лазарет со всеми вытекающими обстоятельствами. А там, где на сцене появляется женский пол, мгновенно возникает куча недоразумений, несообразностей. Наш капитан (опытный мужик, начавший службу в 1956 году в Порт-Артуре) называл свой бабий коллектив «баядерками», а всех добровольных помощников - «хунхузами».
Вот так и началась наша служба в боевых условиях, среди скал, утесов и расселин окрестностей района Мазари-Шариф. Мы с Димычем (прозвище водителя Калинкина) в укромном местечке между скалой-невидимкой и входом в нашу «экспедицию» дулись в карты или с санитарками крутили шуры-муры. Это местечко он сам нашел и оборудовал («авто» находилось в расселине между скал). А так как мы соблюдали режим относительного затишья (то есть работали в основном радисты – на прием и прослушку эфира), то и работы как таковой почти не было: метеосводку и самолеты (которые приходили рано поутру) принимать.
Еще на Эмбенском полигоне в наши ряды влились два бойца из Ашхабада. Ребята были неплохие, понятливые (обоим – под тридцать). Срочную где-то в Прибайкалье проходили. Утро у них начиналось одинаково: вершили намаз, а затем дули чай с бараньим жиром. Ходили в халатах, на голове – шапочки, смахивающие на ермолку. Из обмундирования 50-х годов, что выдали им наши старшины, напялили только штаны-галифе и кирзачи. Однако за такой вид наше командование в итоге даже объявило комбату благодарность – дескать, секретность соблюдает, бойцов за дехкан выдает. Интересно, что слово «вперед» по-татарски называлось «Алга». А слова «назад» не было. Развернулся на 180 градусов – и снова «Алга».
Вот так у нас служба и шла. Вася Дудка шастал по тыловому лагерю, выискивал компромат для своих доносов да девок-приписниц, а мы в это время накачивались бузой (местная бражка). Ее нам поставляли «царандоевцы», которым мы нашу станцию-экспедицию передавали. А что там передавать? Коробка она везде коробка. Те же очень охочие были до наших девиц-служащих и сверхсрочниц-добровольщиц, могли и очень запросто выкрасть. Поэтому приходилось бдительно охранять и предостерегать наших военных дамочек. Словом, как в той песне о ценной собаке, приобретенной для охраны: не спит собака, дачу охраняет, и я не сплю – собаку стерегу. Тем более, что цены на наших женщин были «аховые». Любая – особенно же молодая и широкобедрая – стоила одну-две тысячи долларов. За эти деньги можно было тогда купить пять- шесть верблюдов или «эрликон» (переносной крупнокалиберный пулемет; стационарный, расположенный на «пирели», стоил просто бешеных денег). А могли и барашками заплатить…
Огненный комок
- Вот однажды,- переходит к главному рассказчик,- бреду я потихоньку по этому «УС» полевому, развернутому в боевом порядке. Шел по центральной аллее, одолеваемый праздными мыслями типа «нам бы кралю, нам бы кралю» или бузы выпить бы дали. Вдруг – бах! Рядом сверкнул невесть откуда взявшийся огненный комок, в глазах зарябило, что-то лопнуло, и я потерял сознание. Как в калейдоскопе, промелькнули картинки из детства, с запахами травы и цветов, растущих в дедовой деревеньке. Очень реальные, словно куда-то зовущие и завлекающие. Я буквально купался в стогу сена – его свежескошенный запах никогда не стереть из памяти. Меня дед всегда брал на косьбу клевера и люцерны, которые густо прорастали в запущенной части приусадебного сада… И вот я опять там.
Через три часа очухался. Лежу, оказывается, в полковом лазарете. Пострадали от налета и обстрела трое: я, нацмен (называю их так не из ксенофобии, в то время их все звали «чурками» и «чурбанами») и приблудный пёс (от полученных ран он вскоре сдох). Узбек или таджик был ранен, а меня Бог уберег (вернее, козырек кепки, которую я носил задом наперед, – он и смягчил осколочный удар), либо осколок уже был излетный. Тем не менее, по голове здорово тюкнул. Три дня в себя приходил, кололи по пять уколов пенициллина ежедневно. Вроде подняли. А долечивал контузию уже в госпитале Одесского военного округа после возвращения из Афганистана. В общей сложности мы пробыли там месяца три с хвостиком. Потом сдали технику и уже налегке погрузились в АН-8 (у них грузоподъемность поменьше). Туда же загрузили командирский «бобик» и армейское снаряжение.
Во время перелета (летели напрямую через Каспий, Азербайджан, Грузию и Крым) пошла горлом кровь, а голова, казалось, была готова взорваться. Сели ночью. Меня – в армейский лазарет 5-й воздушной части. Остальные – в свою часть. Это ли не мистика?
Словно знак-предупреждение о том, что скоро там прольются сотни литров крови.
В госпитале Николай провел неделю, пока колокольчики в его голове в конце концов не перестали звенеть. Вернулся в часть – а там тишина и благодать, словно никто никуда не летал и ничего в чужой земле не искал. Может, с точки зрения сохранения военной тайны оно и правильно. Комполка получил полного «полкана» и уехал. А больше перестановок в полку не произошло. Новый комполка оказался умным, решил присмотреться, прежде чем что-то менять и перестраивать, и, наверное, это было правильно.
Мистическая война
- Мистика здесь во всем, - сублимирует свои наблюдения Николай Валерьевич, - чего СССР полез в эту авантюру с Афганом? Словно его направляла чья-то мощная рука (типа Хаммера, Сороса, Ротшильда и тому подобных «всемогущих» и «сосущих»), втравливая Советский Союз в различного рода конфликты: венгерский, чехословацкий, кубинский. Как результат – потеря международного имиджа. Разве что с Кубой повезло. «Карибский кризис» - это не победа, а, скорее, почетная ничья. С Конго тоже были непонятки. Там Патриса Лумумбу (так же, как четыре года спустя Че Гевару в Боливии) грохнули якобы свои же, но на самом деле без американской руки не обошлось. Абдель Насер с Египтом – такая дружба была, такая любовь, что плакать от умиления хотелось. А потом пришел Анвар Садат – и всё кончилось. А Синей захватили лихие еврейские танкисты во главе с генералом Шароном. Еврейский вопрос не решили, хотя нет (да и не было) специального еврейского вопроса. Как учил меня на Озерке (там тогда располагался блошиный рынок) один старый и мудрый еврей: «Надо, Коля, просто-напросто бабочек не ловить, а головой крутить и свой гешефт иметь, стараясь по возможности не влезать во всякие истории, чтобы ничьи интересы не задеть». И тут же продал все обрывки от спиралек электропечек, а я их месяц тягал – никто даже цены не давал. Вот вам пример честного предпринимательства (или, скорее, предприимчивости), что только внешне схожи, но по сути, как говорят в Одессе, две большие разницы.
- Ну а что касаемо Афганистана, - заканчивает свою мысль пенсионер, – тут всё дело в смерти (скоропостижной и странной) министра обороны Советского Союза маршала Гречко Андрея Антоновича. Я его на Эмбе видел осенью 1975 года – бодрым, подвижным и энергичным. Он был ярым противником «полнокровного» вмешательства в дела афганские. И всегда ратовал за «скрытную экспансию» с созданием «очаговой» поддержки внутри стран так называемого третьего мира. По моему мнению, его грохнули милитаристы-империалисты, чтобы дедушку Брежнева «на испуг взять» (была такая детская игра) и заставить глупостей наделать (26 апреля 1976 года маршал, будучи совершенно здоровым, скоропостижно умер на своей даче – по предположительным версиям, был отравлен не оставляющим следов ядом отложенного действия. - Автор). Вот Политбюро старцев во главе с заменившим Гречко на его должности Брежневым (после его смерти он сам стал маршалом) и напороло дуростей полный горшок.
Любовь РОМАНЧУК
Метки: мистика