Адомас Аудицкас – о том, как будет проходить очередной процесс приватизации и каким должен быть менеджмент в госкомпаниях
Адомас Аудицкас приехал в Украину по приглашению министра экономического развития и торговли Украины Айвараса Абрамавичуса. В прошлом он – инвестбанкир, успевший поработать на должности замминистра экономики Литвы. В Литве Аудицкас занимался реформой государственных предприятий. Похожие реформы он с командой главы украинского МЭРТ пытается внедрить и в Украине.
В частности, с подачи министерства зарплаты топ-менеджеров госкомпаний будут приведены в соответствие с рыночными; большинство компаний планируется приватизировать, дабы нивелировать коррупцию в них. А в тех компаниях, которые останутся в государственной собственности, планируется серьезно изменить формы управления.
В то же время уже сейчас очевидно, что все эти процессы столкнутся с ощутимым отпором со стороны украинских ФПГ. Чего ожидает МЭРТ от реформы госсобственности и кого хочет видеть новыми собственниками госпредприятий, советник министра экономического развития Адомас Аудицкас рассказал в интервью Forbes.
– Недавно было принято постановление КМУ №859 про рыночные зарплаты руководителей госкомпаний. На какой эффект от этого постановления вы рассчитываете?
– Мы долго боролись с низкими зарплатами в государственных компаниях, и убеждали всех, что все-таки нужно менять систему, при которой зарплаты у руководителей госкомпаний такие же, как и у чиновников. Чиновники смотрят на госкомпании как на часть государства и говорят: зачем им платить больше, чем нам? Это плохой подход, потому что госкомпаниям необходимо конкурировать за таланты с частным бизнесом. Госкомпании – это тоже бизнес, и если конкурируешь с частными компаниями, ты должен дать сотрудникам те же условия. Мы этого хотели достичь, и работали над постановлением четыре месяца, и наконец-то его приняли.
Понимаю, что это довольно чувствительный вопрос: сейчас в целом зарплаты по стране маленькие, и когда мы говорим о каких-то больших суммах, выплачиваемых руководителям, это может вызвать неоднозначную реакцию. Исходя из этого, мы подумали, что платить нужно, только если есть результат. Так, 25% этой зарплаты будет зафиксировано, а 75% будет зависеть от результатов работы руководителя и компании. И вот когда будут улучшаться результаты, увеличится эффективность – тогда будет и зарплата. От этого выиграет не только государство как акционер, но и все люди выиграют.
Сейчас многие госкомпании убыточны. В прошлом году общий чистый убыток топ-100 госкомпаний превысил 116 млрд гривен, то есть рентабельность портфеля отрицательная.
Мы посчитали, что если рентабельность капитала топ-100 госкомпаний увеличить до 1%, сможем выйти на чистую прибыль в размере 6,3 млрд гривен. 1% – это маленькая амбиция, которую можно быстро реализовать, в том числе благодаря новым профессиональным руководителям. А если ориентироваться на норму рентабельности в частном секторе – порядка 10% – то чистая прибыль может составить более 60 млрд гривен.
– Вопрос относительно эффективности менеджмента: кто будет устанавливать KPI?
– Органы управления. Сейчас это министерства. Они будут заключать договор с руководителем, в котором будут прописаны KPI. Пока что мы не писали, какие именно KPI должны быть – это зависит от конкретных компаний. Показатели прибыли, вероятно, будут у 95% госкомпаний, но будут и другие цели. К примеру, проведение корпоратизации или снижение себестоимости, экономия на закупках и другие. Например, в «Укргаздобыче» (дочерняя компания НАК «Нафтогаз») за четыре месяца новый гендиректор сэкономил 400 млн гривен только за счет наведения элементарного порядка в закупках. Это возможно повторить практически в любой госкомпании.
Реально в частном бизнесе все связано с прибылью. Но в госкомпаниях есть еще и некоммерческие функции, которые влияют на финансовый результат. Это важные функции, и госкомпании часто выполняют их, потому что частный сектор не стал бы этим заниматься вообще. К примеру, перевозка людей на поездах приносит большие убытки. Частная компания сказала бы: это же убытки, давайте с этим покончим! Государство не может этого сделать, и государственная железная дорога продолжает выполнять эти функции. Вопрос о том, должно ли государство оказывать эти услуги, какой должна быть доступность таких услуг – это вопрос государственной политики, и государству следует четко поставить перед компанией цели, и знать, сколько стоят эти услуги.
– Вы до этого пытались искать людей на должности руководителей госкомпаний, и много кто шел на них по мотивационным, патриотическим или еще по каким-то причинам. После того как вы получили больше свободы в вопросе начисления зарплат, легче ли будет наладить этот поиск и насколько может ускориться процесс подбора нового менеджмента для госкомпаний?
– Я думаю, это поможет, но, конечно, не решит всех проблем. У нас много сложностей с подбором руководителей. Первая из них – это зарплата, которую можно озвучить потенциальному соискателю. Сейчас появилась возможность предложить рыночную зарплату, но министерства могут по разным соображениям отказаться это делать.
Другая проблема – сам процесс поиска. Для нормальной частной компании поиск хорошего руководителя стоит денег. Его нужно искать через рекрутеров, надо его убеждать, чтобы он пришел конкретно на эту должность. А у нас это делается пассивно: объявляется конкурс, и ждут, чтобы люди пришли.
Также мы просим предоставить слишком много документов, хотя, согласно нашему процессу, и нет необходимости во всех тех бумагах, которые написаны в постановлении. Но министерство иногда просит больше, чем нужно. На их сбор уходят недели, это большая головная боль. И люди говорят: зачем мне все это? Если я хороший руководитель, я могу пойти работать в частную компанию, где меня будут уговаривать и все за меня сделают. А тут государственная компания и много бюрократии.
А есть еще одна проблема – вопрос публичности. Процесс подбора кадров не всегда гладкий, потому что всякие кандидаты есть. И медиа пристально следят за тем, кто подается на конкурс. И, если кто-то подается, про них постоянно пишут – как правду, так и неправду. Поэтому некоторые кандидаты просто не хотят рисковать. В частной компании, конечно, это все конфиденциально. А тут конфиденциальность довольно сложно сохранить.
– Какой должна быть роль министерств в управлении их отраслевыми предприятиями?
– По нашему убеждению, все компании из-под крыла министерств нужно убрать. Потому что министерства не могут хорошо управлять этими активами. Мы создали правила, как руководить активом, установили требования по независимым аудитам, но все это делается слишком медленно, потому что это не приоритет для министерств.
Министерствам следует проводить реформы, а не руководить госкомпаниями. И даже если они хотят руководить, у них для этого нет серьезного ресурса. Чиновники – неплохие люди, просто у них мотивации нет. Иногда для них статус-кво – это ничего не делать. Министерству очень трудно руководить: то нет времени, то нет ресурсов, то дают о себе знать политические факторы.
Министерства должны лишь регулировать рынок, создавать правила для всех, а не для каких-то избранных компаний. А руководить этими компаниями следует другим людям, отделенным от министерств. Тогда не будет конфликта интересов. И это один из важнейших принципов, ради которого и нужно убрать, если возможно, все компании из министерств, и сосредоточить управление ими в другом месте, например, в управляющей холдинговой компании. Там, где будет профессиональный менеджмент и где госкомпании будут защищены от политического влияния.
И нужно много компаний приватизировать. Потому что государство – очень плохой собственник.
– Сколько компаний, на ваш взгляд, нуждаются в приватизации?
– В Украине есть порядка 3350 госпредприятий – из них не работает где-то 1400, это те, что находятся на ликвидации уже много лет. Тут встречается всякое – и санация, и банкротство, компании-пустышки, которых даже в документах толком нет. Еще 1800 работающих компаний – из них 60-70% с оборотом меньше $1 млн. Миллион долларов – это верхняя планка, а средний показатель оборота в этой категории – 50-100 тысяч. Эти госпредприятия нужно продавать. Они не стратегические.
Есть маленькие активы, которые нужно просто продать и забыть о них. Почему? Потому что даже если у тебя есть маленькая компания, бюрократии с ней много. Ты должен следить, публикуется ли по ней отчетность, есть ли там руководитель, если нет – выбирать его через конкурс; ты должен присматривать за всей деятельностью, утверждать финансовые планы и отчеты. И так – по каждой компании.
У нас в министерстве 300 компаний, и это довольно много – нужно много людей, чтобы за ними присматривать. И там нет никаких дивидендов, они ничего не платят. Так зачем государству это нужно?
С каждым месяцем стоимость таких компаний уменьшается. Для их продажи нужна публичная, профессиональная процедура. Но олигархам не будет интересно покупать эти компании, их могут купить бизнесмены средней руки. И они будут развивать эти компании – для страны это будет хорошо. Потому что сейчас инвестиции в них не приходят, и нет ничего, что может поднять эти компании.
Есть и крупные предприятия, такие как ОПЗ, «Центрэнерго», облэнерго, стивидорные компании и другие, которые сейчас в собственности государства. Такие компании занимаются коммерческой деятельностью, даже могут быть прибыльными, но их также нужно продавать. Они не стратегические – это не «Нафтогаз» или «Укрзализныця». Им нужны инвестиции и модернизация – но денег для этих целей у государства нет, зато они есть у частных инвесторов. Кроме того, в таких компаниях почти всегда есть политические или олигархические интересы. Приватизация убирает поле для такой коррупции.
– Каковы временные рамки у этого процесса?
– Тут нужно, чтобы была поддержка – политическая и парламентская. Мы этот процесс видим так: сначала правительство должно показать, что умеет приватизировать, что способно на это. Нужно приватизировать один хороший объект. Профессионально. И тогда уже наращивать темпы. Но нельзя продавать слишком быстро и много без прозрачности и непрофессионально.
Как происходит с ОПЗ, к примеру – там идет серьезная подготовка, работает много команд, изучающих компанию. Они готовят информацию для инвестора и проводят юридический аудит. Финансовый аудит пока не делают, но будут.
Но, что печально – парламент пока не поддержал изменения к закону о приватизации, где мы советовали изменить саму процедуру: убрать необходимость продажи через биржу 5% акций до приватизации предприятия. Эти 5% – то, что тормозит весь процесс. Эта норма вводилась несколько лет назад, чтобы оживить фондовый рынок и иметь возможность оценить стоимость компании. Но реально она не работала ни тогда, ни тем более теперь.
– Были у кого-то надежды, что увеличится количество акций free-float на нашем рынке, на котором нечем торговать…
– Это не поможет. Если мы будем продавать эти 5% на рынке, где ликвидности почти нет, никакой инвестор не придет. Для размещения на бирже крупных компаний нужны крупные институциональные инвесторы. Обычно 98% оборота – это institutional investments, это пенсионные и другие фонды, которые управляют большими деньгами.
Иностранные фонды не инвестируют в Украину, мощных местных институциональных инвесторов тоже нет, а если и есть такие, они не инвестируют на бирже. Поэтому вообще нереально, чтобы какой-то серьезный инвестор купил 5% компании. Я думаю, люди, инициировавшие эти 5%, имели другие планы. Потому что нельзя быть таким наивным. Эти 5% не смогут решить проблемы фондового рынка в стране, и тем более ничего не скажут о реальной стоимости компании. Стратегический иностранный инвестор этот пакет не купит – нет же гарантии, что он потом выиграет конкурс.
В Литве фондовый рынок в лучшем состоянии, чем в Украине, но его развитие также под вопросом, правда, по другим причинам. В свое время правительство провело пенсионную реформу и у нас появились пенсионные фонды, которые инвестируют в акции компаний. Мы думали, это поможет развить фондовый рынок, но теперь проблема в другом – компании не хотят размещать акции на бирже. Сейчас в Литве мощно работают шведские банки, предлагают длинные и дешевые деньги. Поэтому компания может в банке взять кредит под 3%, а выход на биржу обойдется в 5-10%. То есть в Литве проблема не с предложением денег со стороны биржевых инвесторов, а с тем, что нет спроса со стороны компаний.
– В Украине много говорилось о том, что хотелось бы, чтобы пришел западный инвестор. При этом у нас есть всего два случая за 25 лет, когда конкурс обеспечил конкурентность процесса – и пришли иностранные инвесторы…
– Я думаю, для таких компаний, как «Центрэнерго» и ОПЗ, обязательно нужен западный капитал. Потому что, если это серьезная стратегическая иностранная компания, она будет нормально платить налоги, будет работать по-честному. Что еще важнее, она будет внедрять современное корпоративное управление – такое, как нужно стране. И этим постепенно будет изменять культуру бизнеса.
– В Украине была государственная компания «Укртелеком», к которой проявляли интерес многие зарубежные компании. Но потом усилиями Фонда госимущества и политическим влиянием ее, посредством ряда манипуляций, отдали в руки одного из украинских олигархов. Может, сейчас тоже какой-то австрийский фонд появится с красивой вывеской, а политического доверия к тому же премьеру со стороны бизнеса крайне мало. Как в этот раз избежать подобных ситуаций?
– Риски всегда будут, но нужно сделать так, чтобы их уменьшить. Мы пригласили в рабочую группу по приватизации представителей международных финансовых институций: МВФ, Всемирного банка, ЕБРР. Они помогают вести процесс и будут присматривать за шагами по приватизации. Это сильный инструмент, который поможет повысить прозрачность процесса. Кроме того, это медиа, которые тоже будут присматривать за каждым шагом.
Нужно идти вперед, осознавая эти риски, и преодолевать их. Все равно реформу нужно проводить. Во время любой реформы существует много рисков. Но если ничего не делать, то статус-кво еще хуже.
forbes