В советские времена в конце начальных классов для девочек ввели предмет «домоводство», в то время как ребята занимались в мастерской, обучаясь азам столярного и слесарного дела. В школе, в которой училась я, домоводство вела учительница группы продленного дня и по совместительству итальянского языка Вера Николаевна. Итальянская группа была совсем крошечной, и потому она подрабатывала на других предметах. На уроках домоводства каждый делал что хотел, но в общем было интересно.
Владычица дворов
Когда же начались летние каникулы, школьное руководство приняло решение организовывать не уехавших в лагеря или в села к бабушкам и дедушкам учеников во дворах. А организаторам этого рода досуга (наставницей) назначили ту самую учительницу по домоводству и итальянскому языку. Мой двор в силу того, что был достаточно велик, и в нем находилось сразу два стола со скамьями, а еще беседка, стал центром этих сборов. Каждый будний день на его территории собиралась детвора с целого квартала, и Вера Николаевна обучала нас делать разные поделки. Некоторые из них до сих пор хранятся в моей квартире и, более, того, по-прежнему служат по назначению. К примеру, расшитые бисером прихватки, или выполненная в виде петуха пирамидальная игольница, или украшенная шитьем косметичка.
Весь июнь и июль пришлось каждый день ходить на дворовые уроки, причем лично мне прогулять хоть день не получалось. Если я задерживалась, Вера Николаевна подходила к окнам и громко звала по имени, пока я не выходила. В конце концов, после ряда трений и попыток высвободиться из-под опеки наставницы, мы с ней крепко подружились, и в ненастные погоды она проводила уроки прямо у меня дома – благо, квартира была большой.
В августе меня с сестрой отправили в лагерь под Могилевом, из которого мы вернулись 30 августа. И, не успев распаковать вещи, рванули в школу, чтобы узнать расписание уроков и время первого сбора.
И вот иду по улице Савченко, все кажется изменившимся, непривычным. В душе немного волнительно – как меня встретят одноклассники и учителя, каким будет год?
Я так задумалась, что не заметила, как передо мной появилась Вера Николаевна, дворовая наставница. К слову сказать, я ей очень обрадовалась и, как положено воспитанной ученице, вежливо поздоровалась с ней, слегка присев в реверансе, которому нас обучали на уроках ритмики.
- Как дела? – спросила она, по обыкновению широко улыбаясь.
- Хорошо, - закивала я головой. – Вот только сегодня из лагеря вернулась.
Это я пояснила, чтобы она не подумала, будто всё это время я избегала ее занятий.
- Ну иди, лето закончилось, - ответила она и пошла, но не к школе, а в противоположном направлении.
Постояв немного, я хотела спросить, когда будут продолжены ее уроки, и тем дополнительно выразить свое уважение к ней, но, обернувшись, уже не увидела ее. «Наверное, свернула во двор», мелькнула мысль, и я двинулась дальше.
Начались занятия, но урок домоводства стала вести уже другая учительница. Как нам пояснили, Вера Николаевна перевелась в другую школу. Это казалось немного странным, так как сама учительница ничего нам об этом не говорила до самого августа, но и только. При встрече я бы, конечно, обязательно спросила ее о причине столь неожиданного ухода, но, несмотря на то, что жила она в соседнем дворе, больше мы с ней никогда не встретились. И только спустя год я узнала, почему.
Удар кастетом
В то время я записалась в секцию бадминтона при «Метеоре» и сдружилась с одной девочкой, жившей в том же дворе, что и Вера Николаевна. Более того, оказалось, что с учительницей их семьи были соседями и проживали на одной площадке. Она и рассказала мне, что Вера Николаевна еще год назад умерла, а учителя, видимо, не хотели нас расстраивать, вот и придумали про ее перевод в другую школу. Я стала допытываться подробностей, и Марина поделилась ими.
Оказывается, Вера Николаевна не просто умерла, а ее убили. Произошло это в конце августа, в двадцатых числах. Она возвращалась домой с дачи, на которой задержалась до темноты. А когда подходила к своему двору, было уже за полночь. В арке на нее и напали. Вначале двинули кастетом в лицо, раздробив челюсть, а затем пырнули в бок ножом. Хулиганы, видимо, хотели поживиться, но в кошельке у Веры Николаевны, кроме пары-тройки рублей и мелочи, хранились только использованные трамвайные билеты. Деньги налетчики забрали с собой, а билеты, в досаде порвав на мелкие кусочки, разбросали по брусчатке.
Рана, в общем-то была неглубокой, и если бы подоспела помощь, то учительницу легко бы спасли. Но двор в этот час ночи был пустынен, а расстояние до дома хоть и было невелико – несколько метров – но пройти его Вера Николаевна не смогла, так как потеряла сознание. И в таком виде пролежала до наступления утра, истекая кровью. Обнаружившая ее тело дворничиха, рано поутру вышедшая подметать территорию, конечно, сразу же вызвала «скорую», но было уже поздно.
- 30 августа я ее видела, - вспомнилось мне. – Выходит, в тот же день ее и убили.
- Да нет же, - перебила меня подруга. – На дачу она ездила за неделю до школы, и убили ее то ли 25, то ли 26 числа. Я точно помню.
Мы с ней немного поспорили, а затем перешли на другие темы. Я осталась в твердой уверенности, что она просто напутала с числами. Но история произвела на меня глубокое впечатление. Получалось, что я едва не последней видела нашу добрую учительницу. И последними ее словами стали «Ну иди, лето закончилось», ставшими в ее жизни пророческими.
Цифры в гранитной тетради
Шли годы. Образ Веры Николаевны постепенно выветривался из памяти, но полностью забывать о ней не позволяли стоявшие на полке и висевшие в кухне поделки. Каждый раз, глядя на них, я вспоминала, как мы рассиживались на лавках вокруг деревянного перекошенного стола, и она, за рассказами о разных случаях, фильмах и книгах, учила нас мастерить.
Лет пять назад в день памяти, где-то в начале мая, я с семьей отправилась на Сурско-Литовское кладбище проведать могилу родителей. А поскольку сестра заменила стоявший на ней железный, еще советских времен памятник со звездой на другой, из белого камня, - то сразу отыскать ее мы не смогли. Часа два плутали по аллеям в разные стороны, сворачивая то туда, то сюда и прочитывая практически все надписи на обелисках. Вот тогда на одной из аллей старой части кладбища я и наткнулась на могилу Веры Николаевны. Я ее узнала издалека, по большой цветной фотографии, прикрепленной на гранитный памятник красного цвета, сделанный в виде раскрытой тетради. Цвет, видимо, символизировал убийство, а тетрадь – ее профессию.
Подойдя ближе, я прочла выбитую на надгробье – нижнем поле гранитной тетради - золотистую надпись с указанием дат жизни и смерти. Последняя гласила: 26 августа, а дальше шел год. А точнее: 26.08 – две восьмерки.
Моя подруга по бадминтону была права. Получалось, что 30 августа, когда я беседовала с Верой Николаевной перед школой, она на самом деле уже четыре дня как лежала в земле.
Но тогда возникал вопрос: а кем же была встреченная мною женщина? Может быть, двойником учительницы, просто очень похожей на нее особой? Но тогда, спрашивается, почему она узнала меня и остановилась перекинуться парой фраз? А может быть, думалось, произошел сдвиг во времени, и хотя я приехала в город 30 августа, но к школе подходила еще как бы 26-го? Но эта идея хорошо подходила для фантастических романов, но не для реальной жизни.
Никакой сестры и, тем более, близнеца, у Веры Николаевны не было. Но в таком случае выходило, что разговаривала я именно с ней, а точнее, с ее астральной проекцией, духом, ипостасью - называйте это как хотите. Другого объяснения не было.
И еще. Возможно, ее последней фразой было не «лето кончилось», а «вита кончилась»? Вита – жизнь по-итальянски. А Вера Николаевна любила вставлять в свою речь итальянские словечки. Она сказала «вита», а мне послышалось – «лето».
Впрочем, разгадки этой истории я не нашла до сих пор. Мысль о том, что я говорила с мертвой учительницей, которая пришла попрощаться со мной, как и раньше, кажется мне абсурдной. Но факты говорят об ином. А они, как известно, вещь упрямая.
Любовь РОМАНЧУК
Метки: мистика